Что такое метонимия? Разновидности оборотов в речи. Метонимия — определение, типы метонимии, примеры Примеры метонимии из литературных произведений

Замещающее слово при этом употребляется в переносном значении. Этот человек не учёл, что охранять дверь означало в данном случае охранять помещение, находящееся за дверью (то есть при формулировании приказа была использована метонимия). МЕТОНИМИЯ (греч. Μετονυμία, переименование) - обычно определяется как вид тропа, в основе которого лежит ассоциация по смежности.

Частным случаем метонимии является синекдоха. Как и метафора, М. присуща языку вообще, но особенное значение имеет в художественно-литературном творчестве, получая в каждом конкретном случае свое классовое насыщение и использование. В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского.1929-1939.

С этой точки зрения были сделаны попытки установить иного порядка различение между метонимией и родственною ей синекдохою. И вот почему, если метафору иногда определяют как сжатое сравнение, то метонимию можно было бы определить как своего рода сжатое описание. О метонимии см. в общих сочинениях по стилистике и поэтике, указанных в статье «тропы». М. Петровский.Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского.

Смотреть что такое «Метонимия» в других словарях:

МЕТОНИМИЯ - (греч.). Эта увлекательная сказка о родном языке и его словарном составе, в конце которой даны»кулинарно-языковые рецепты»,не просто понравится ребятам — она будет им очень полезна.

Ведущая, разговаривая по телефону с подругой, употребит метонимию «за Чеховым посижу». Но она имеет в виду не самого Чехова, а его замечательные пьесы. Просто Василиса Николаевна использовала в разговоре распространённое явление словесности. Метонимия - словосочетание, в котором одно слово замещается другим словом, связанным с ним в пространстве или времени. Ведь за настоящим Чеховым - человеком - она сидеть не может. А вот примеры метонимии в литературе.

Мы съели то, что в ней находилось - суп, уху. Или, если мы не знаем, как зовут человека, то можем окликнуть его по какому-то отличительному признаку. Есть и ещё одна интересная разновидность метонимии, которая отвечает за количественные отношения между словами.

Пример такой метонимии в литературе - «Мёртвые души» Гоголя, где отец учит Чичикова: «Пуще всего береги копейку». Конечно, он имел в виду не одну копейку-монетку, а деньги вообще. Груша – это метафора. Метафора – это перенос значения одного слова на другое на основе некоторого сходства между предметами или явлениями.

Механизм образования метафоры лучше всего изобразить в виде таблицы. Из таблицы видно, что если мы сделаем сравнение неполным, то есть уберем «что сравнивается» и сравнительный союз, то останется « с чем сравнивается». Это и есть метафора. В сентябре бывают заморозки, и лужицы покрываются хрупким ледком. Идешь в школу, а блюдечки хруп, хруп под ногами. По-другому образуется метонимия.

Это метонимия, потому что между автором и его произведениями есть связь, смежность, точка пересечения, они не похожи друг на друга, как груша и лампочка, просто они всегда связаны. Метонимия – это перенос значения с одного слова на другое по смежности, связи. В таблице вы видите основные способы образования метонимии. Я твоего Толстого забыла в электричке. У меня один «Огонек» и две «Мурзилки». Отряд в тысячу сабель (то же самое).

В задании В8 (выразительные средства лексики и синтаксиса) метонимия встречается редко. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что меньше возможности ошибиться. И вторая причина – надо знать метонимию хотя бы для того, чтобы, решая В8, точно знать: метонимии здесь нет, а есть что-то другое.

Подготовка в Зеленограде

Синекдоха – это очень простой для понимания троп. Это вид метонимии, основанный на том, что называется часть вместо целого, реже – целое вместо части. Например: медведь в этом лесу не водится. Имеется в виду, что не один медведь не водится, а вообще такого вида животных в этом лесу нет. Ягода в этом году уродилась. Речь идет не об одной только вишенке, а вообще обо всех ягодах: вишне, смородине, землянике и т.д.

Имеется в виду не один студент, а все студенчество. Можно назвать человека по одной его вещи, части тела и т. д. Например: я стою за красным пальто, то есть за человеком в красном пальто. Не один колос в поле упал, а все колосья срезаны. Метонимия — это замена предмета или явления другими предметами или явлениями. В обход табу священные предметы можно было обозначать через другие предметы, имеющие непосредственное касательство к первым.

Метонимии служат и вымышленные лица. Благодаря типичности гоголевских созданий хвастливого человека называют хлестаковым, скаредного - плюшкиным, пустого мечтателя - маниловым. В царской России в желтый и синий цвета выкрашивали вагоны первого и второго класса, а в зеленый - третьего.

Метонимия, подобно метафоре, может быть распространена на все стихо¬творения. Вот какая метонимия, оттолкнувшаяся от леса, вышла из-под пера С.Маршака: «Что мы сажаем, сажая леса? Легкие крылья - лететь в небеса. Что мы сажаем, сажая леса? Лист, на который ложится роса, свежесть лесную, и влагу, и тень - вот, что сажаем в сегодняшний день».Сохранила метонимия и свое изначальное значение.

Между тем в литературных словарях олицетворение трактуется как одушевление, что является искажением этого литературоведческого термина. Сравнение — В качестве поэтического тропа сравнение выступает в чистом виде лишь тогда, когда в речи присутствуют обе сопоставляемые стороны. Сравнение не изменяет значения сопоставляемых понятий, чем и отличает­ся от метафоры. Метонимия существенно отличается от метафоры.

То есть, мы говорим одно, а подразумеваем другое. Но, в отличие от аллегории, метонимия основана не на культурных кодах и установках, а на вполне объективных связях. В характеристике заложены объективные факты. Ломоносов – родом из Архангельска, из простой рыбацкой семьи (по происхождению – простолюдин), стал основателем Московского университета.

Метонимия употребляется и в поэзии, в прозе. В прозе по преимуществу, чтобы избежать повтора слов. А в поэзии, конечно, в первую очередь, для образности. Разновидностей метонимии множество. 5) Название материала, из которого сделана вещь, вместо самой вещи: «Фарфор и бронза на столе». Это тоже одна из разновидностей метонимии.

РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА

Имеется в виду, что воюют шведы и русские, по много человек с каждой стороны, а не один швед и один русский. Даже в повседневной жизни мы часто используем фразу: «Я тысячу раз тебе уже сказал», не давая себе отчёта, что используем синекдоху. Использовать переносное значение слов можно и нужно. Так вы сможете добиться большей образности и выразительности. Придайте своему стихотворению глубины за счёт иносказаний и метонимий.

Стихотворение должно быть, в первую очередь, понятным. Тропом называется употребление слова в переносном значении. Сравнение, метафора, перифраз, гипербола – всё это тропы. Об одной из интересных разновидностей тропов – метонимии, как всегда доступно и увлекательно, рассказывает С.В. Волков.

Один ученик после посещения музеязаповедника А.С. Пушкина в Михайловском написал в сочинении: «Пушкин очень любил Байрона, поэтому и повесил его над столом». Тем самым метонимия преобразуется в метафору. Из-за непонимания явления метонимии могут возникать разнообразные смешные ситуации.

Метонимия по-гречески означает "переименование", замену слова другими словами, близкими по смыслу, с сохранением первоначальной смысловой нагрузки. Этот литературный прием обычно используется для придания изящества простым словосочетаниям. Метонимия, примеры из художественной литературы которой можно приводить до бесконечности, является популярным у писателей способом повышения эстетического уровня произведения. Применяется как к отдельным словам, так и к целым предложениям, заставляет звучать их на более высоком художественном уровне. Иногда метонимия, определение и примеры которой достаточно четко обозначены, используется для преобразования нескольких предложений, объединенных в один блок. Этот прием считается уникальным, им владеют лишь немногие писатели и поэты. Наивысшего мастерства в этом достиг американский писатель Уильям Фолкнер (1897-1962), о творчестве которого мы поговорим позже.

Помимо всего прочего, метонимия, примеры из литературы которой характеризуют ее как надежный способ сохранения достоверности описания, иногда применяется для повышения читательского интереса. Принцип метонимии можно объяснить на следующем примере: "…зал встал и овации долго не затихали…". Однако зал встать не может, это помещение, неодушевленное и неподвижное. Правильнее было бы сказать: "…публика, находившаяся в зале, встала, и овации долго не затихали…" Но тогда фраза получается скучной. Как достаточно тонкий литературный прием, метонимия, примеры из художественной литературы тому подтверждение, может стать хорошим инструментом для создания оригинальных текстов.

Ее иногда путают с метафорой, поскольку между этими двумя литературными приемами существует некоторая связь. Обе они предназначены для изменения слова, фразы, предложения с целью повышения эстетического уровня сказанного или написанного. Однако если схема применения метафоры элементарна, т. е. там происходит замена слов по принципу похожести, синонимизации, то метонимическая замена слов действует по принципу смежности. К тому же метонимия, примеры из художественной литературы тому свидетельство, является частью достаточно сложного литературного процесса.

Уже упомянутый нами Уильям Фолкнер широко использовал метонимические приемы в своем творчестве. Рассказы, повести, романы писателя популярны во всем мире, он входит в золотую пятерку американских прозаиков. Мастерство Фолкнера носит элитарный характер, писатель пишет стилистически сложным, но в то же время понятным языком, его произведения читаются на одном дыхании. Посредством иносказания Уильям Фолкнер придает повествованию особую привлекательность, создает впечатление легкой интриги, которую читатели "разгадывают" с удовольствием. Не зря его метонимия, примеры из художественной литературы подтверждают это, считается наиболее яркой и высокохудожественной. В рассказе "Полный поворот кругом", который Уильям Фолкнер посвятил военной теме, есть несколько замечательных метонимических примеров: "Он уверяет, что прячет корабль под причалом. С наступлением ночи загоняет судно под причал и потом не в состоянии его оттуда вывести, до самого отлива..." Вот она, знаменитая метонимическая интрига Фолкнера. Суть в том, что корабль настоящий, и читателю предстоит разобраться в ситуации.

Ю. Г. АЛЕКСЕЕВ

НЕКОТОРЫЕ СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
РОМАНА И. А. ГОНЧАРОВА «ОБЛОМОВ»
В ПЕРЕВОДАХ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК

Несмотря на значительный интерес к творчеству И. А. Гончарова во всем мире, большинство зарубежных читателей знакомится с работами писателя в переводах.

Зачастую качество таких переводов оставляет желать лучшего. Например, немецкие гончарововеды отмечают, что необходимо не только перевести и опубликовать письма и эссе писателя на немецкий язык, но и исправить ошибки в имеющихся переводах романов Гончарова или заменить переводы на абсолютно новые .

Отношение самого И. А. Гончарова к переводу своих романов хорошо известно. Во-первых, по воле переводчиков и без ведома автора первая часть романа «Обломов», переведенная в конце XIX века на французский язык, выдавалась за всё произведение . Во-вторых, в своем письме Гончарову «переводчик» Ш. Делен отмечает, что даже в переводе этой части есть «много мест», которые «не удовлетворят» писателя. Кроме того, Ш. Делен «признается», что он «не понял», почему «кузнец Тарас чуть не задохнулся, изнуряя себя паровыми ваннами так, что потом приходилось отхаживать его водой, чтобы привести в чувство» , и просит дать «пояснение» для французского читателя. Неудивительно, что в ответном письме Ш. Делену Гончаров пишет: «Я <···> никогда не ободрял тех, кто мне оказывал честь быть консультантом по переводу моих романов на иностранные языки» .

В этом же письме писатель поясняет причину: «...более или менее верное воспроизведение некоторых национальных типов составляет, быть может,

единственную заслугу моих писаний в этом жанре и <···> эти типы, мало известные за пределами страны, не могут представлять интереса для иностранного читателя» .

Однако, несмотря на вполне понятные национально-культурные различия в восприятии читателями и переводчиками иноязычных литературных произведений, переводчики пытаются достичь максимально возможной адекватности с учетом последних достижений переводоведения. Рассмотренный нами перевод на английский язык Д. Магаршаком лексических единиц в романе «Обломов» , хотя и не свободен от недочетов, но может быть признан достаточно удачным.

Естественно, круг вопросов, стоящих перед переводчиком художественной литературы, намного шире. Только правильной передачей лексики невозможно достичь той же степени эмоционального воздействия на читателя перевода, которой достигает автор произведения на читателя оригинала. Одной из проблем, с которыми он сталкивается, является необходимость учета значения стилистических особенностей произведения и адекватность их перевода на иностранный язык.

Среди стилистических средств в романе И. А. Гончарова «Обломов» выделяются метонимия, метафора и гипербола, более редки случаи литоты, перифразы и эвфемизма. Рассмотрим их переводы на английский язык, выполненные Д. Магаршаком и Э. Данниген . Примеры подобраны методом случайной выборки.

Переводчики практически одинаково переводят случаи литоты и эвфемизмов, очевидно, в силу того, что у встретившегося нам примера эвфемизма есть устоявшийся эквивалент: «падшая женщина» (7, 22) - a fallen woman (8, 34; 9, 44), а лихота имеет специфическую семантико-синтаксическую структуру: ср. «не без лени» (7, 262) - none too eargely (8, 321; 9, 373), т. е. «не слишком охотно »; «не без лукавства» (7, 275) - not without guile (8, 338; 9, 391), т. е. «не без коварства, хитрости »; «привыкли не считать их неудобствами» (7, 100) - even stopped regarding them as such (8, 129) и even ceased regarding them

As such (9, 149), т. е. «даже перестали считать их [неудобства] таковыми ».

Аналогично переводчики не испытывали затруднений при переводе метонимии, когда:

1) название предмета переносилось с материала на изделия из этого материала: «расставляет хрусталь и раскладывает серебро» (7, 60) - placing the glasses and the silver (8, 81), setting out the silverware and crystal (9, 96);

2) название переносилось с места на совокупность его жителей: «там полгорода бывает» (7, 16) - half of town is there (8, 27), half the town goes there (9, 36); «всем домом» (7, 379) - all together (8, 466), т. е. «все вместе », the entire household went together (9, 537-538), т. е. «поехали всем домом вместе »,

3) название переносилось с учреждения на совокупность сотрудников: «наша редакция вся у Сен-Жоржа сегодня» (7, 24) - the whole staff dine at St George’s to-day (8, 37), our editors are all dining at St. George’s today (9, 47), т. е. «вся редакция обедает у Сен-Жоржа »;

При переводе метафоры, гиперболы и перифразы у Д. Магаршака и Э. Данниген обнаруживаются более заметные расхождения. Если в одних случаях переводчики передают значение метафоры практически одинаково близко к оригиналу: ср. «различить нарумяненную ложь от бледной истины» (7, 130) - to distinguish... between the painted lie and the pale truth (8, 162; 9, 190) или ср. «пусть волнуется около него целый океан дряни, зла...» (7, 373) - a regular ocean of evil and baseness may be surging round him (8, 459), a whole sea of evil and depravity could be surging around him (9, 530), то в других случаях Д. Магаршак идет по пути разъяснения метафоры: фразу «они купались в людской толпе» (7, 33) он переводит как enjoyed being among a crowd of people (8, 49), т. е. «им нравилось быть в толпе людей », тогда как у Э. Данниген - they swam with the crowd (9, 60), т. е. «плыли с толпой ». Аналогично фраза «бранила его «старым немецким париком» (7, 363) у Д. Магаршака переведена как scolded him for being “an old German stick-in-the-mud” (8, 446), т. е. бранилась, т. к. он был «старым отсталым немцем », а у Э. Данниген - scolded him for being an “old German periwig” (9, 515), т. е. «старым немецким париком», как и в оригинале.

Рассмотрение передачи гиперболы также выявляет сходства и различия. Некоторые гиперболы переведены одинаково: ср. «отдал бы полжизни» (7.205) - I’d gladly give half my life (8, 253) и I would give half my life (9, 292), а некоторые Д. Магаршак или передает более адекватно оригиналу: «за сто верст от того места» (7, 330) - a hundred miles away (8, 405), т. е. «за сто

миль » (ср. far away (9, 469), т. е. «далеко »), или переводит более глубоко и рельефно: «спину и бока протер, ворочаясь» (7, 134) - I’ve worn myself to a shadow worrying about it (8, 167), т. е. буквально «превратился в тень, беспокоясь об этом » (ср. I’ve worn myself out over these troubles (9, 196), т. е. «измотался из-за проблем »).

При переводе перифразы «До седых волос, до гробовой доски» (7, 144) переводчики не смогли в некоторой степени избежать сохранения непрямого обозначения явлений: ср. Yes, till old age till the grave (8, 180), т. е. «до старости, до могилы », в этом переводе прямо указывается на возраст, теряется перифраза «до седых волос», и Till you grow gray - till you are laid in the grave (9, 209), т. е. «пока не поседеешь, пока не положат в могилу », что кажется несколько прямолинейным указанием на смерть.

Таким образом, в переводах романа И. А. Гончарова «Обломов» у Д. Магаршака и Э. Данниген не в полной мере прослеживается тенденция к сохранению стилистических особенностей авторского текста, несмотря на то, что большая часть стилистических средств передана вполне адекватно. Незначительное количество подобных погрешностей в рассмотренных переводах позволяет надеяться на то, что при работе над новыми переводами удастся избежать подобных недочетов и учитывать не только культурологическую дистанцию между автором романа и читателями перевода, но и принять во внимание стилистические особенности авторского текста.

Метонимия, как разновидность поэтического тропа

Давным-давно, задолго до нашей эры, написал Аристотель свою «Поэтику» - один из первых известных нам учебников стихосложения, попытавшись упорядоченно изложить нормы и правила написания стихов, но мало, что изменилось с тех пор, несмотря на то, что нормы и правила, систематизированные и изложенные великим философом, должны быть усвоены уже, подобно математическим аксиомам, подобно положениям формальной логики, создателем которой является он же, Аристотель. Нет, не усвоены эти нормы и правила до сих пор, несмотря на то, что вся поэтическая терминология на девяносто процентов является заимствованной из древнегреческого языка и, следовательно, понятия, обозначаемые этими терминами, существовали тогда же, когда жил и творил великий философ Аристотель. Уже тогда существовали, стилистические фигуры, названные метафорой, метонимией, синекдохой, эпитетом, но до сих пор не только дилетанты, но и называющие себя мастерами литераторы иногда удивляются, возмущаются, недоумевают, встречаясь с использованием данных стилистических фигур или тропов на практике.

Сразу оговоримся, что использование тропов (общее наименование слов или оборотов речи в переносном, иносказательном значении – сравнений, эпитетов, метафор, литот, гипербол, симфор, синекдох и др.) не является обязательным признаком поэтической речи, что стихи без таковых элементов, в котором все слова и выражения используются в их прямом, непосредственном значении, называются автологическими и существуют наряду со стихами металогическими, т.е. написанными с использованием метафор, сравнений, эпитетов и др., в творчестве любого крупного поэта.

Вот пример первой строфы стихотворения, выдержанного в ясном автологическом стиле, обладающего исключительной реалистической прозрачностью:

Михаил Лермонтов ЗАВЕЩАНИЕ Наедине с тобою, брат, Хотел бы я побыть: На свете мало, говорят, Мне остается жить! Поедешь скоро ты домой: Смотри ж... Да что? моей судьбой, Сказать по правде, очень Никто не озабочен...

Значит ли это, что Михаил Юрьевич избегал использования тропов, то есть металогической, или фигуральной, речи? Конечно, нет! Следует повторить еще раз и подчеркнуть красной жирной чертой, что автология сосуществует с металогией в творчестве каждого крупного поэта, и попытки противопоставлять первое второму являются грубыми искажениями реального положения вещей.

Стихи, написанные в автологическом стиле, необходимо отличать от продуктов механического переложения элементарной прозы в стихи, т.е. от образчиков примитивной прозаической речи, обладающей внешними признаками стиха (размер, рифма). От стихов, написанных в автологическом стиле, будет отличаться и художественная ритмическая проза, но в этом случае грань между первым и вторым тонка до прозрачности, настолько тонка, что до сих пор является предметом дискуссий и исследований на самом высоком уровне. Мы не будем останавливаться на автологических стихах сейчас, когда решили порассуждать о метафорах и метонимиях, то есть элементах не автологических, а наоборот, металогических стихов, которые распространены намного больше, нежели их антипод - автологические стихи. Для чего же необходимо использование тропов в поэтической речи? Теория тропа разработана еще античными теоретиками, в частности Квинтилианом, который писал, что за счет употребления тропов происходит «обогащение значения», так как слово употребляется таким образом, чтобы заиграли и прямой, и переносные его смыслы.

Начнем с такой разновидности художественных тропов как МЕТОНИМИЯ, т.е. «переименование» в буквальном переводе с греческого.

Метонимия отличается от метафоры тем, что метафора перефразируется в сравнение при помощи подсобных слов КАК БЫ, ВРОДЕ, ПОДОБНО, СЛОВНО и т.п., а метонимию преобразовать в сравнение невозможно, потому что метонимия строится не по принципу сходства, а про принципу смежности, т. е. «на основании близких и легко понимаемых отношений, в которых находятся между собою данные предметы. Таким образом, метонимия основывается на взаимной связи или родстве понятий». (Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон «Энциклопедический словарь»)

В интернете можно обнаружить много определений данного термина - не только в работах по теории поэзии, но и в работах философов, психологов и проч. Различен так же и подход разных авторов к классификации метонимий. Вот некоторые ссылки на дефиниции метонимии:

Мы же приведем здесь определение и классификацию на виды метонимии, данные в "ПОЭТИЧЕСКОМ СЛОВАРЕ" А. Квятковского, потому что в полном объёме в интернете его нет, да и сама книга, изданная в 1966 г. издательством "Советская энциклопедия", является библиографической редкостью.

Цитата:

МЕТОНИМИЯ – распространенный поэтический троп, замена слова или понятия другим словом, имеющим причинную связь с первым.

Существует несколько видов метонимии, наиболее употребительны следующие:

Читал охотно АПУЛЕЯ (вместо: книгу Апулея «Золотой осел») А Цицерона не читал. А. Пушкин

Жаль, что во сне заводим спор о Ницше, о гринбергах, о Гессе и т.п. (Юлия Вольт «Пропавшему без вести»)

2) Или, наоборот, УПОМИНАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИЛИ БИОГРАФИЧЕСКИХ ДЕТАЛЕЙ, ПО КОТОРЫМ УГАДЫВАЕТСЯ ДАННЫЙ АВТОР (ИЛИ ОСОБА)

Скоро сам узнаешь в школе, Как АРХАНГЕЛЬСКИЙ МУЖИК (т.е. Ломоносов) По своей и Божьей воле Стал разумен и велик. (Н. Некрасов)

3) УКАЗАНИЕ НА ПРИЗНАКИ ЛИЦА ИЛИ ПРЕДМЕТА ВМЕСТО УПОМИНАНИЯ САМОГО ЛИЦА ИЛИ ПРЕДМЕТА (НАИБОЛЕЕ ЧАСТО ВСТРЕЧАЮЩАЯСЯ В ПОЭЗИИ ФОРМА МЕТОНИМИИ)

С них отражал герой безумный, Один в толпе домашних слуг, Турецкой рати приступ шумный, И бросил ШПАГУ ПОД БУНЧУК (т.е. сдался туркам) (А. Пушкин)

Только слышно на улице где-то ОДИНОКАЯ БРОДИТ ГАРМОНЬ (вместо «гармонист») (М. Исаковский)

Сидят на орбите два звездных скитальца: В ЖЕЛЕЗЕ и ЖЕСТИ их пальцы. (вместо «перчатки скафандра из железа и жести») (Листиков «Тающая планета»)

Он выменял лодку на гидрокостюм от Версаче и люки от "КУРСКА" на СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ. (Н. Воронцова-Юрьева, «Я думала, ты привиденье»)

В последнем примере «предметами» являются две сенсации – трагедия подводной лодки «КУРСК» и развлекательная телепередача «СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ». И то, и другое имело высокий общественный резонанс, но, по мнению автора стихотворения, интерес к развлекательным зрелищам в современном обществе выше, чем к трагедиям. Это сродни метонимии в стихотворении Блока «На железной дороге»:

Молчали ЖЕЛТЫЕ И СИНИЕ. В ЗЕЛЕНЫХ плакали и пели.

Вагоны 3-го класса были зелёного цвета. Под цветами вагонов подразумеваются слои общества. Таким образом, под «Курском» и «Песнями» подразумеваются конкретные процессы в современном обществе, обозначенные метонимически, т.к. подтекст, второй план создается не за счет сходства, а путем переноса с глобальных общественных явлений, на конкретные события.

Коктейлем ЕЛИ с АПЕЛЬСИНОМ омыты стены и уста. (Михаил Гофайзен «Два рождества, два новых года...»)

В данном случае под «елью» и «апельсином» подразумевается их запах, т.е. имеет место обратный метонимический перенос со свойства предмета на сам предмет.

4) ПЕРЕНЕСЕНИЕ СВОЙСТВ ИЛИ ДЕЙСТВИЙ ПРЕДМЕТА НА ДРУГОЙ ПРЕДМЕТ, ПРИ ПОМОЩИ КОТОРОГО ЭТИ СВОЙСТВА И ДЕЙСТВИЯ ОБНАРУЖИВАЮТСЯ

Шипенье ПЕНИСТЫХ БОКАЛОВ (вместо пенящегося вина в бокалах) (А. Пушкин «Медный всадник»)

Гирей сидел, потупя взор, ЯНТАРЬ в устах его дымился (вместо «янтарная трубка») (А. Пушкин «Бахчисарайский фонтан»)

Этот тип метонимии представляет собой сдвиг в значении признаковых слов (прилагательных и глаголов), основанный на смежности характеризуемых ими предметов (вторичная метонимизация значения); ср. «выутюженный костюм» и «выутюженный молодой человек»; ср. также расширение сочетаемости определений, вызванное смысловой близостью определяемых имен: «дерзкое выражение глаз», «дерзкий взгляд», «дерзкие глаза», «дерзкий лорнет»; напр.: «Я навел на нее лорнет и заметил, что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку» (М. Лермонтов), где прилагательное «дерзкий» характеризует действующее лицо, а не орудие действия. Это можно проиллюстрировать следующим примером:

Судак веление судачье глухонемыми плавниками мне промаячит… (Юлия Вольт «Судьба судила…»)

Эпитет «глухонемые» здесь метонимичен, поскольку характеризует не «плавники», а «судака», жестикулирующего плавниками, словно сурдопереводчик на экране телевизора. Здесь мы имеем дело со сложной образной конструкцией, где «судак» метафорически уподобляется глухонемому, его плавники – рукам, а затем «плавники» посредством метонимии приобретают характеристику исходной метафоры. Генезис данной метонимии очевиден, выводится она из устойчивого словосочетания, из ходовой метонимии четвертого вида «немые губы», употребляемого, в частности, в смысле «губы немого», следовательно, «глухонемые плавники» - «плавники глухонемого».

5) СИНЕКДОХА – ПЕРЕНЕСЕНИЕ НАИМЕНОВАНИЯ ЧАСТИ ПРЕДМЕТА НА ЦЕЛОЕ И НАОБОРОТ, ПЕРЕНОС НАИМЕНОВАНИЯ ЦЕЛОГО НА ЕГО ЧАСТЬ.

Все флаги в гости будут к нам (вместо «корабли») (А. Пушкин)

И слышно было до рассвета Как ликовал француз. (вместо «французские солдаты») (М. Лермонтов)

Я не умел подглядывать в замОк (вместо «замочная скважина») За тем, что происходит на свободе. (В. Штокман «Проходит год...»)

Двум разновидностям синекдохи соответствуют латинские выражения pars pro toto - «часть вместо целого» и totum pro parte - «целое вместо части». Синекдоха pars pro toto идентифицирует объект путем указания на его характерную деталь (например: «борода» - обращение к бородатому человеку). Употребление синекдохи в разговорной речи обусловлено ситуацией, для правильного ее восприятия необходимо, чтобы объект переноса значений находился в поле зрения и говорящего и слушающего. В поэтической речи употребление синекдохи требует для ее адекватного восприятия использования общеизвестных или заранее введенных в текст деталей или атрибутов целого, которое она представляет. Так, человеку, никогда не видевшему ежа, будет непонятен смысл синекдохи: «Вот иголки и булавки выползают из-под лавки».

Отношение «часть - целое» в синекдохе проявляется в таких его разновидностях, как употребление вида вместо рода, единственного числа вместо множественного и наоборот, большое число вместо неопределенного множества (напр. на небе миллионы звезд, сто раз тебе повторять надо).

Очень часто стихотворный образ представляет собой сложную лексико-семантическую структуру и может быть интерпретирован двояко, и даже трояко. Пример тому стихотворение Лермонтова «Парус», ставший уже хрестоматийной иллюстрацией многоплановости и многозначности поэтического образа. Так, слово «парус» в этом стихотворении может быть понято одновременно и как метонимия 5-го типа - синекдоха («лодка» - «парус»), и как метонимия 3-го типа («некто в лодке» - «парус»), и как метафора («некто в море житейском» - «парус»).

При удачном применении метонимии она перерастает в СИМВОЛ, определяемый в «Поэтическом словаре» А. Квятковского как «многозначный, предметный образ, объединяющий (связующий) собой разные планы воспроизводимой художником действительности на основе их существенной общности, родственности».

Рассмотрим метонимию 3-го типа из стихотворения Елены Кабардиной «Женщина в Интернете»:

…и найду позабытый под стёклышком ФАНТИК, в прошлом веке секретно зарытый в саду…

В данном стихотворении «фантик … секретно зарытый в саду» - метонимия, в которой под «фантиком» подразумеваются детские мечты о чистом и светлом, о таинстве любви и дружбы, секрет, которым можно поделится только с кем-то очень близким. Так абстрактное «детство» со всей глубиной его значений, метонимически переносится на «фантик» - атрибут детской игры в «секретики», превращая его в емкий и глубокий СИМВОЛ.

И еще один пример многозначности метонимического образа:

Со ступней снять копытца, А с плеч – карнавал домино. (Юлия Вольт «Разорвать бы…»)

Так, «копытца» в процитированном выше стихотворении можно интерпретировать как ходовую метафору: КОПЫТА - туфли на высокой толстой подошве (ср.: «И, наконец, в самом низу - в том месте, где у людей обычно начинается стопа, у неё очутились непропорционально большие туфли-“копыта” с откидными стельками» - А. Чепурной «Ромео и Джульета»), и в то же время как метонимию (синекдоху), где на «копытца» переносятся свойства «чертёнка», которого вынуждена играть лирическая героиня, опутанная «веригами интриг». Развитие этого образа происходит в следующей строке, так же метонимической, в которой мефистофельские качества переносятся на его атрибут – чёрный плащ домино.

Поэт не всегда создаёт новые метафоры и метонимии, часто он подслушивает их в живой речи, которая звучит на улицах городов, в телевизионных репортажах и в газетных публикациях, ведь метонимия – это не искусственный приём, не выдумка древнегреческих философов, поэтов и ораторов, а лингвистическое явление, присущее каждому языку. Язык – это не застывшее аморфное вещество и не жестко заданный механизм с раз и навсегда пригнанными деталями, а открытая система, живой организм, который развивается, изменяясь и приспосабливаясь к внешним условиям и подчиняясь своей внутренней логике. Метонимия является одним из факторов словообразовательного процесса. В результате метонимических переносов у слова появляются новые значения. Так, слова обозначающие действия получают предметное значение и используются для обозначения результата или места действия: «сочинение», «рассказ», «произведение», «посев», «сидение». Таким образом, метонимия способствует развитию лексики. Процесс этот сложен и порой длится веками, обогащая одно и то же слово все новыми и новыми значениями. В качестве примера можно привести слово «узел», которое еще в древние времена путем переноса приобрело значение завязанных в прямоугольный кусок материи предметов. Но развитие значения слова «узел» на этом не закончилось, и на сегодняшний день словарями зафиксированы, например, следующие его «метонимические» значения: место пересечения, схождения линий, дорог, рек и т.п.; важный пункт сосредоточения чего-либо; часть механизма, представляющая собою соединение тесно взаимодействующих деталей.

Метонимия позволяет экономить речевые усилия, поскольку предоставляет возможность заменять описательную конструкцию одним словом: «стадион» вместо «болельщики, сидящие на стадионе», «ранний Рембрандт» вместо «Рембрандт раннего периода своего творчества». Этим свойством объясняется широкое распространение метонимии в повседневной разговорной, речи. Мы употребляем метонимии, зачастую даже не отдавая себе в этом отчета. Например: выпить кружку (вместо «кружку пива»), читать Сорокина (вместо «книгу Сорокина»), на столе стоит фарфор (вместо «посуда из фарфора»), в кармане позвякивает медь (вместо «медные монеты»), лекарство от головы (вместо «от головной боли»).

Ходовые метонимии , такие, как «копыта» в значение «туфли» из приведенного выше стихотворения Ю. Вольт не зафиксированы в словарях и не носят нормативного характера, но функционируют в разговорной речи.

Бытовые метонимии , возникшие в результате метонимического переноса и закрепившиеся в языке как самостоятельные слова, обычно не имеют, второго, образного, смысла. Их значения сузились от повседневного употребления и уже не напоминают нам о своём иносказательном происхождении. Никто из нас сегодня уже не дает себе отчета в том, что слово «боль», например, в значении «скорбь, сильное душевное, а не физическое страдание» является метонимией, что прямым значением этого слова является «физическое страдание». Но, заглянув в любой толковый словарь, мы обнаружим, что регулярно используем это слово в его переносном значении, то есть в качестве метонимии. Или слово «горечь». Говоря о вкусе, о чисто физиологическом ощущении, мы используем слово в его прямом значении, но стоит нам сказать «горечь», подразумевая «огорчение», подразумевая некое тягостное чувство, и в тот же миг с нашего языка слетит то, что древние греки назвали «метонимией», то есть переименованием или кличкой, если пользоваться жаргонной лексикой.

Перефразируя слова профессора В. М. Огольцева, и бытовую, и ходовую метонимии можно отнести к устойчивым метонимиям русского языка, которые «выверены длительным общенародным опытом, поэтому... как правило, безукоризненны по своему внутреннему логическому строю и художественно-эстетическим достоинствам». Устойчивые метонимии (сравнения, эпитеты, метафоры и др. виды единиц языка как саморазвивающейся открытой системы) надо отличать от литературных штампов, которые «лишены общенародной языковой воспроизводимости и ограничены в своем употреблении узкой сферой литературно-художественной речи». Так же следует отличать бытовую метонимию, которая уже и не осознаётся как троп, от метонимии как особого стилистического приёма в художественной литературе, при котором слово или словосочетание употребляется в переносном смысле для создания стилистического эффекта. Метонимии, как стилистические фигуры поэтической речи являются результатом индивидуального творческого процесса, и позволяют авторам добиваться определенных эстетических эффектов, более ярко, адекватно и лаконично выражать эмоции, оценки и отношения.

Вот что пишет Роман Якобсон о поэзии и прозе Бориса Пастернака: «Стихи Пастернака - целое царство метонимий, очнувшихся для самостоятельного существования. Перед усталым героем живут и движутся впечатления дня, как и сам он, углубляясь в сон. Продолжая прерванное движение, само сновидение поэта тихо пробило: "Я - сновиденье о войне" [ОГ, 235]. Автор, вспоминая, рассказывает: "Я часто слышал свист тоски, не с меня начавшейся. Настигая меня с тылу, он пугал и жалобил" [ОГ, 203]. "Оно [молчание] ехало со мной, я состоял в пути при его особе и носил его форму, каждому знакомую по собственному опыту, каждым любимую" [ОГ, 226]. Изъявление предмета захватывает себе его роль. "Где-то неподалеку музицировало его стадо... Музыку сосали слепни. Вероятно, на ней дёргом ходила кожа" [ОГ, 242]. Действие и его автор приобретают равную степень конкретного существования: "Два редких алмаза розно и самостоятельно играли в глубоких гнездах этой полутемной благодати: птичка и ее чириканье" [ВП, 128]. Превращаясь в конкретный объект, абстракция одевается нейтральными аксессуарами: "Это были воздушные пути, по которым, как поезда, ежедневно отходили прямолинейные мысли Либкнехта, Ленина и немногих умов их полета" [ВП, 130]. Абстракция персонализуется ценой катахрезы: "Царила полуденная тишина. Она сносилась с тишиной простершейся внизу равнины" [ОГ, 213]. Абстракция становится ответственной за некие самостоятельные действия - и сами эти действия в свой черед делаются конкретными объектами: "Там втихомолку перемигивались лаковые ухмылки рассыхавшегося уклада" [ОГ, 204]. » (Р. О. Якобсон Заметки о прозе поэта Пастернака // Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987)

В художественной речи метонимический перенос часто не ограничивается отдельными словами, а приобретает такие сложные и развернутые формы, как РЕАЛИЗАЦИЯ МЕТОНИМИИ и РАЗВЕРНУТАЯ МЕТОНИМИЯ.

РЕАЛИЗАЦИЯ МЕТОНИМИИ имеет место, когда ходовая метонимия берётся в прямом смысле и в дальнейшем приобретает очертания реального, внеобразного предмета.

Как бы усыпить, думаю, всех людей, И во сне понаделать из них шляп и гвоздей (Листиков «Люблю»)

Листиков, большой любитель гротескного стиля, подчеркивающий в своем творчестве совместимость контрастов - реального и фантастического, комического и трагического, не может не прибегать к релизации бытовых метафор и метонимий, так как этот прием является наилучшим для придания поэтической речи гротескного оттенка. В стихотворении «Люблю» он в одной строке объединяет реализацию бытовой метонимии «шляпа» со следующей внутренней цитатой реализованной бытовой метафоры из стихотворения Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей. Крепче бы не было в мире гвоздей» Какую метафору реализовал Тихонов? Известно, что мы называем «железным» человека сильного, крепкого, волевого. А о происхождении метонимии «шляпа» в смысле «растяпа, неуклюжий человек» в Словаре Ушакова написано, что слово это перекочевало в обыденную речь из военного жаргона и первоначальной «шляпами» обзывали штатских, невоенных людей. Невольно, интуитивно или осознанно использовав прием реализации метонимии, Листиков не просто нарисовал гротескную, жутковатую картину, но снова оживил все смыслы и подсмыслы бытующих в нашей речи кличек и прозвищ, то есть метафор и метонимий, вызывая в нашем сознании целый ряд ассоциаций. Поэт Листиков не делит людей на пролетариат с железной волей и интеллигентов в шляпах, на штатских и военных, он только подмечает и высмеивает свойственное всем временам неуничтожимое свойство человечества делиться на своих и чужих.

Реализация метонимии и метафоры распространенное явление в современной поэзии и особенно ярко проявляется в творчестве поэтов метаметафористов, для которого характерны сложные и развернутые конструкции метонимических и метафорических переносов, когда метафора зачастую накладывается на метонимию. Так в стихотворении Алексея Парщикова одновременно имеют место два производных от слова прозрачный:

Темна причина, но ПРОЗРАЧНА бутыль пустая и петля…

Прилагательное «прозрачный» в значении «ясный, легко постижимый» является бытовым переносом по отношению к абстрактному существительному «причина» и в то же время, в соотнесении с предметным рядом «бутыль» и «петля», – реализацией этого переноса, обнаруживающей его прямое значение «позволяющий видеть насквозь».

РАЗВЕРНУТАЯ МЕТОНИМИЯ (метонимический перифраз) - целый иносказательный оборот речи, в основе которого лежит метонимия. Развернутая метонимия раскрывается на протяжении большого стихотворного отрезка или даже целого стихотворения. Вот классический пример из «Евгения Онегина»:

Он рыться не имел охоты В хронологической пыли Бытописания земли. (то есть не хотел изучать историю).

Для иллюстрации развернутой и реализованной метонимии рассмотрим два фрагмента из стихотворений Марины Цветаевой и Юлии Вольт:

И если сердце, разрываясь, Без лекаря снимает швы, - Знай, что от сердца - голова есть, И есть топор - от головы... (Марина Цветаева «Заря пылала догорая…»)

Болью переполнена - сердце, мозг горчат. (Юлия Вольт «Молния»)

Если рассматривать и четверостишие Цветаевой, и двустишие Ю. Вольт как развернутые тропы, то можно обнаружить, как меняется смысл в зависимости от смысла исходного выражения. Цветаева развернула бытовую метафору «рвать сердце», близкое, почти тождественное по смыслу с устойчивым выражением «сердечная боль», поэтому и от боли сердечной находится «лекарство» - «голова», т.е. рассудок, а Ю. Вольт разворачиваю ходовое словосочетание, одним из элементов которого является бытовая метонимия «боль», превратив «наполненность болью» в ПЕРЕполненность. И в том и в другом случае использована бытовая метонимия «сердце» как символ сосредоточения чувств в одинаковом значении, но как символ сосредоточения мыслей Цветаева использует слово «голова», а Ю. Вольт - «мозг».

В 4-й строке Цветаева резко переходит от развернутой метафоры к реализации метонимии «голова», а Ю. Вольт из бытовой метонимии «горечь» образует глагол, который до сих пор употреблялся только в прямом значении. В итоге получилось разное содержание. Цветаева противопоставляет рассудок и чувства, что традиционно для русской поэзии, утверждая, что рассудок может над чувствами возобладать и сердечную боль можно превозмочь разумом, но она и исходит из выражения «рвать сердце», близкое по смыслу к выражению «сердечная боль», в то время как Ю. Вольт изначально указывает на ЧРЕЗМЕРНОСТЬ, ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ боли, на которую указывает приставка ПЕРЕ- в слове «переполнена». Поэтому «мозг» и «сердце», «рассудок» и «чувства» в стихотворении Ю. Вольт не противопоставляются, а только разграничиваются запятой, объединяясь с помощью общего для них глагола «горчат». Ю. Вольт изображает состояние чрезмерной боли, такой, когда боль поражает не только чувства, но и рассудок, такой, когда душевное волнение сочетается с помрачением сознания, когда действительно можно почувствовать тошноту, привкус горечи во рту, когда может подняться температура и т.д. Таким образом, глагол «горчить» является редким видом глагольной метонимии, образованной на основе бытовой метонимии-имени существительного «горечь» и одновременно используется в своем буквальном значении.

В заключение следует еще раз напомнить, что учение о тропах складывалось в эпоху Античности; развивалось и дополнялось - в Средние века; наконец, окончательно превратилось в постоянный раздел нормативных «поэтик» (учебников по поэтике) - в Новое время. Первые опыты описания и систематизации фигур представлены в античных латинских трактатах по поэтике и риторике (более полно - в «Воспитании оратора» Квинтилиана). Античная теория, по словам М. Л. Гаспарова, предполагала, что есть некоторое простейшее, «естественное» словесное выражение всякой мысли (как бы дистиллированный язык без стилистического цвета и вкуса), а когда реальная речь как-нибудь отклоняется от этого эталона, то каждое отдельное отклонение может быть отдельно и учтено как «фигура». Тропы и фигуры были предметом единого учения: если «троп» - изменение «естественного» значения слова, то «фигура» - изменение «естественного» порядка слов в синтаксической конструкции (перестановка слов, пропуск необходимых или использование «лишних» - с точки зрения «естественной» речи - лексических элементов). Заметим также, что в пределах обыденной речи, не имеющей установки на художественность, образность, тропы и «фигуры» часто рассматриваются как речевые ошибки, но в пределах художественно ориентированной речи обычно выделяются как действенные средства поэтической выразительности. (см. «Поэтический синтаксис. Фигуры.»)

Язык, как каждая самоорганизующаяся система, живёт, подчиняясь двум противоположным тенденциям: охранительной, зафиксированной в языковых нормах, и продуктивной, созидательной, которая путем «расшатывания» норм позволяет языку приспосабливаться к изменяющимся условиям. Одним из таких продуктивных факторов является искусство. Стерильно грамотной и «приглаженной» должна быть речь чиновников, политиков, юристов, дикторов радио и телевидения, газетчиков, а поэтическая речь живет и развивается по иным законам, о чем знали даже древние, и о чём всем нам тоже не следует забывать.

* А. Квятковский, «Поэтический словарь»
М.: «Советская энциклопедия», 1966

* В. М. Огольцев «СЛОВАРЬ УСТОЙЧИВЫХ СРАВНЕНИЙ РУССКОГО ЯЗЫКА (СИНОНИМО-АНТОНИМИЧЕСКИЙ)»
М.: ООО «Русские словари»: ООО «Издательство Астрель», 2001

* Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон «Энциклопедический словарь»
http://infolio.asf.ru/Sprav/Brokgaus/2/2881.htm

* Толковый словарь русского языка. Том 4. Под редакцией Д. Н. Ушакова

* Энциклопедия «КРУГОСВЕТ»
http://www.krugosvet.ru/articles/82/1008286/1008286a1.htm

* Теоретическая поэтика: понятия и определения
Хрестоматия для студентов филологических факультетов
Автор-составитель Н. Д. Тамарченко
http://infolio.asf.ru/Philol/Tamarchenko/hr10.html

* А. Чепурной, «Ромео и Джульета»,
http://humor.21.ru/?id=2063&page=1

* Е.И. Голанова «Надо ли останавливаться перед зеброй?»
http://www.svetozar.ru/lingvo/lexicology/25.shtml

* Р. О. Якобсон «Заметки о прозе поэта Пастернака»
// Якобсон Р. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987
http://philologos.narod.ru/classics/jakobson-past.htm

* ЭНИ «Литературная энциклопедия»
http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/

* П. А. Николаев «Художественная речь»
// Курс лекций «Введение в литературоведение»
http://nature.web.ru/db/msg.html?mid=1193081&uri=8.htm

* Е.Б. Сухоцкая «Мотив "зрение" в текстах метаметафористов»
http://www.omsu.omskreg.ru/vestnik/articles/y1998-i4/a081/article.html

* Поэтический синтаксис. Фигуры.

Понравилось? Лайкни нас на Facebook